Пересадила японку на азоновскую Мку. Теперь совсем неприлично держать ее без имени. Думала, какие красивые рыжие волосы, назову Понд. Сейчас смотрю, да это же Розали! Фукспау у меня в доме. *гриммстер мод он*

@темы: фото, Мое мнение о Джордже, банках и лимонаде., Розали/Понд

А Умка права, я не буду писать про друзей. Я не могу. Про книжных друзей мне тоже сложно говорить, а уж тем более стройно писать. Потому что они тоже крайне важны для меня. Странные создания эти книги, они и учат нас, показывают жизнь, но и так же прячут нас от нее…

Итак, я давно обещала dharmaniac о писателе/писателях, которые существенно повлияли на мою жизнь (как звучит-то). Можно это свести к книгам?
читать дальше
Все знают про Р. Брэдбери, так что оставим его. Тем более, что отношения у меня с ним пока так и не наладились.
Я не помню свою первую книгу, я вообще много книг не помню.

Но. Моя первая нф. Джон Уиндем «День Триффидов»
«Если день начинается воскресной тишиной, а вы точно знаете, что сегодня среда, значит что-то неладно.»
Она просто потрясла меня Я перечитывала ее действительно сотни раз. В последние годы начала замечать ее недостатки, как и вообще во всей литературе, но… Взрослею, видимо, давно пора была перейти от нравится/не нравится к более точному анализу и критике.
Так же, я смотрела все экранизации. Они ужасны и замечательны этим, зеленые шланги в роли удушающих корней, спецэффекты 64 года. Что сказать.
Но есть отличный двухсерийный сериал ВВС 2009г. Вот его очень всем советую посмотреть и не важно, читали вы роман или нет.
Еще, у нас в обиходе есть выражение относительно погоды - «триффидная».

К слову, раз не пишу о Брэдбери, то стоит хотя бы сказать о замечательном писателе Нильсе Нилсене, очень советую его.

Мартин Андерсен-Нексе «Дитте – дитя человеческое»
Обычный социальный роман, каких множество. Так всегда говорит дедушка. Но это не отменяет того, что он мне дал.
Цитату выбрать было сложно. Роман цельный, монотонный, отдельные слова не скажут ничего.

«Дитте росла да росла, как молодой кустик,— день за днем выгоняя листочек за листочком. Выдавались и такие трудные дни, что дед с бабкой начинали озабоченно совещаться: не пора ли им в конце концов договориться и быть построже с девчонкой. Но она вдруг сама бросала свои старые проказы и принималась за новые. «Словно по мелководью плаваешь,— сетовал Сэрен,— то и дело па что-нибудь натыкаешься». Старики дивились и раздумывали: да неужто они сами и их дети были в свое время такими же? Раньше им в голову не приходило спрашивать себя об этом: некогда им было заниматься своим потомством. Досуга и заработка еле хватало на самый необходимый уход за ребятишками. Сэрен весь был поглощен добыванием средств на пропитание семьи, а Марен — заботой, как бы свести концы с концами. Но теперь, как бы ни были они заняты, им пришлось кое о чем подумать и поневоле многому подивиться.»

Оскар Уайльд «De Profundis»
«Когда я сидел в тюрьме в Вандсворте, я страстно желал смерти. Умереть было мое единственное желание. Когда я, после двухмесячного пребывания в тюремной больнице был перевезен сюда, и мое здоровье стало понемногу восстанавливаться, я кипел яростью. Я решил покончить с собой в тот день, когда меня выпустят на свободу. Спустя несколько времени мое уныние прошло, и я решил, что буду жить, но оденусь в печаль, как король одевается в пурпур: я никогда не буду больше улыбаться; каждый дом, куда я войду, я обращу в дом печали. Я заставлю моих друзей идти рядом со мной в тоске, медлительной поступью. Я научу их тому, что истинная тайна жизни – Меланхолия, горем я отравлю их радость, истерзаю их своей скорбью.
Теперь я чувствую совсем иначе; я вижу, как неблагодарно и нелюбезно было бы с моей стороны вытягивать такое длинное лицо, что друзья мои, навещавшие меня, сочли бы себя обязанными вытягивать свои еще длиннее в знак сочувствия. Это то же самое, что пригласить их, попросить молча сесть за поминальный обед и угостить горькими травами. Я должен научиться быть радостным и счастливым!
Два последних раза, когда моим друзьям позволили навестить меня здесь, я старался быть как можно веселее и показать им свое хорошее настроение, чтобы хоть немного вознаградить их за длинный путь, который они проделали от Лондона сюда. И знаю, это - слабая награда, но никакая другая - я в этом убежден - не была бы им приятнее.


Помню, когда я был в Оксфорде, я сказал однажды – одному из своих друзей, бродя с ним по узким, излюбленным птицами тропинкам, около колледжа Магдалины, в последний год моего пребывания в университете, - что мне хочется отведать всех плодов от всех деревьев сада, которому имя — мир, и что с этой страстью в душе я выхожу навстречу миру. Таким я и вышел в мир, так я и жил. Единственной моей ошибкой было то, что я всецело обратился к деревьям той стороны сада, которая казалась залитой золотом солнца, и отвернулся от другой стороны, стараясь избежать ее теней и сумрака. Падение, позор, нищета, горе, отчаяние, страдания и даже слезы, бессвязные слова, срывающиеся с губ от боли, раскаяние, которое усеивает путь человека терниями, совесть, выносящая суровый приговор, самоуничижение, которое становится карой, несчастье, посыпающее голову пеплом, невыносимая мука, облекающая себя во вретище и льющая желчь в собственное питье, — все это отпугивало меня. И за то, что я не желал знаться ни с одним из этих чувств, меня заставили испробовать все их по очереди, заставили питаться ими — и долго, очень долго иной пищи у меня не было.»

Сюзанна Пру «Воскресные визиты»
«Я взял ее за руку. Я готов был умолять ее, броситься к ее ногам. Но не посмел: она терпеть не могла эффектные жесты; в этом крылась даже одна из причин ее бунта против матери, любившей всякую театральность.
Я посмотрел на ее тонкое запястье, на сеточку лиловых и голубых прожилок под тонкой кожей. Она с нервным смехом вырвала руку.
Она стояла рядом, опершись спиной о стену, погрузив ноги в гниющие листья. И я подумал, что я в последний раз с ней наедине.
И вдруг я вообразил себе ее обнаженное белое тело на опавших листьях, длинные распустившиеся волосы.
Она смотрела на меня, слегка встревоженная.
Я коснулся ее плеча, ее шеи, на которой висела золотая цепочка, исчезавшая в складках ее блузки. Одна из сережек горела у самой ее щеки. В лучах солнца поблескивали завитки у нее на затылке. Роз оттолкнула меня, она спросила, не сошел ли я с ума.
В голове у меня бушевала буря, тяжело стучало в висках, вихрем кружились мысли.
Я готов был убить Роз, сжать ее шею своими ладонями, сжимать, пока она не задохнется. Я спрятал бы ее тело здесь, в могиле из опавших листьев; ее бы никогда не нашли. Я бы сказал, что она уехала, уехала навсегда.
Но потом мысль, что Роз будет лежать здесь, среди этой гниющей листвы, что она сама смешается с нею, ужаснула меня.
Я думаю, Роз испугалась меня; она взглянула на меня расширенными глазами, слабо вскрикнула. И убежала.»

Вот, пожалуй, и все. Не особо сложные книги, как вы видите. Но, по мне уж лучше тихо идти вперед. Вот я тихо и иду, смотрю на себя, на людей. Мне нравится это. Это правильно, для меня.

@темы: Мое мнение о Джордже, банках и лимонаде.

Капитан кривенький, но рисовался с любовью.) Для Ася Гольдштейн, ей же и посвящается.
Слова из "Лабиринта" с Боуи. Все помнят замечательный финальный диалог Джарета и Сары?

@темы: grimm, Мое мнение о Джордже, банках и лимонаде., гоголь рисует, Ich liebe dich very much

Я не могу. Я не могу.

@темы: grimm, Ich liebe dich very much

grimm, grimm, grimm, grimm, grimm,grimm, grimm, grimm, grimmпусть они все на тумблере прекратят. сейчас же. они смерти моей жаждут.

@темы: grimm, Мое мнение о Джордже, банках и лимонаде., Ich liebe dich very much

grimm, grimm, grimm, grimm, grimm,grimm, grimm, grimm, grimm

Это самая любимая и долгоиграющая штука по Гримм.

(с)

@темы: grimm, Мое мнение о Джордже, банках и лимонаде., Ich liebe dich very much